– Почему их два и как ими пользоваться? – Гурский вертел в руках деревянную губную гармошку с никелированными крышечками по бокам. Второй «штучкой» оказался обычный милицейский свисток.
– Гармошка для обычной связи, сигнал ко мне придет не сразу, с опозданием примерно на одни земные сутки. А этот свисток для экстренной… – не успел договорить Карлович, так как Гурский уже успел в него дунуть. Звука «свисток» не издал, зато все ощутили волны вибрации, от которых волосы на голове стали дыбом. Немногочисленные посетители кофейни, почуяв тревогу, опасливо озирались на огромную трещину, которая нарисовалась в углу зала, под самым потолком.
– Осторожнее, Андрей Дмитриевич! Это что-то типа инфразвука – шеф отобрал у него свисток и передал его Раскаталину.
– А в гармошку как дудеть? – я искоса посмотрел на это средство связи, всерьез опасаясь брать его в руки.
– Просто наиграй какую-нибудь мелодию, но только давай изначально договоримся, какую именно – Федор Карлович протянул мне инструмент.
– «Ich mein lieben Augustin», подойдет? – я вспомнил детство и ту композицию, которую мог более или менее достоверно изобразить на этом инструменте.
– Пробуй, Подольский! – шеф вытащил из кармана точно такую же гармошку.
Дунув несколько раз для острастки, и пробежав губами по всему ряду, я неожиданно для себя и редких посетителей кофейни наиграл эту дивную мелодию. К нашему удивлению гармошка в руках Карловича отозвалась и сама воспроизвела звуковой ряд, повторив ту, единственную ошибку, которую я допустил, исполнив эту незатейливую песенку.
«Взрослые люди, а ведут себя как малые дети!» – зло проворчала уборщица из чужого нам, параллельного Минска, бесцеремонно размахивая шваброй перед нашим носом.
– У нас работники более деликатно водят шваброй – в свою очередь проворчал Раскаталин.
– Ты не сказал главного! А где же нам искать Шептуна? – Пинько подождал, когда женщина удалится на безопасное расстояние.
– Земля не такая уже и большая – оптимистично заявил Федор Карлович.
«Особенно, если смотреть издалека!» – проворчал Андрей Дмитриевич.
– У Шептуна был свой калейдоскоп? – Марату, очевидно, пришла в голову свежая мысль.
– А наш певец кончился! Узнаю старого оперативника! Конечно, у Синоптика был свой инструмент – подмигнул нам шеф.
– Федор Карлович, Вам бы только шутки шутить, а у меня уже распухла голова – Сергей Васильевич, действительно, на протяжении нескольких минут массировал пальцами виски и темечко.
– Если бы я сам знал! Единственная подсказка может состоять в том, что надо внимательно следить за аномалиями, и особенно это касается новых аномалий – вмиг посерьезнел Карлович.
– Вы имеете в виду погодные? – уточнил Гурский.
– Вовсе не обязательно! Любые, в том числе и социальные – шеф кивнул головой в сторону офиса одной из общественно-политических партий, мимо которого мы как раз сейчас и проходили.
– Умеете Вы конкретизировать задачу, Федор Карлович – нахмурился Раскаталин, осознав масштабы предстоящей работы.
– Все в ваших руках! А мне, похоже, пора – шеф, в течение последних пяти минут, уже нервно посматривал на свои часы.
– Вы считаете, что информации достаточно? – забеспокоился Казимирович.
– Чем могу! Кстати, где здесь поблизости есть вытяжная вентиляция? – Федор Карлович, в очередной раз, взглянув на часы, уже всерьез нервничал.
– В метро. А зачем это Вам? – удивился необычной просьбе шефа Гурский.
– Опаздываю! Плазмоиду нужно ускорение. Провожать не надо! – с этими словами шеф устремился к станции метро «Площадь Победы».
– Счастливого пути! – пробормотал Казимирович, стараясь не думать о том, как Федор Карлович может перепугать случайных прохожих минского метрополитена, созерцающих затягивание в вентиляционную шахту зеленого плазмоидного тела.
Забегая вперед, хочу сообщить, что в вечерних новостях, действительно, был отражен этот удивительный факт. Феномен отсняли на свои мобильные камеры десятки очевидцев.
– Вы как хотите, а я домой! – Раскаталин собрался уже, было двинуть на стоянку маршрутного такси.
– Сергей Васильевич! А деньги? – Гурский вынул из кармана смятую бумажку, которая сейчас напоминала яркий конфетный фантик. А ведь еще полчаса назад она была стотысячной купюрой.
– Пошли в банкомат! – Гурский достал из кармана волшебную карточку.
– Мне тоже нужны деньги, хочу подскочить к Кристинке – заявил Пинько, доставая мобильный телефон.
– Марат! Ты, кажется, так ничего и не понял! Ты больше не певец, а в этом Минске никогда не было такой замечательной девушки! – Гурский показал ему смятый фантик.
– Один момент! – Казимирович все-таки набрал заветный номер, и только лично убедившись, что «ён не iснуе», с силой зашвырнул аппарат в реку.
– Да не переживай, Казимирович! Подольский же тебе только начинал предсказывать, ничего путного от этой дружбы все равно не вышло бы – Гурский по-дружески потрепал его по щеке и протянул несколько крупных банкнот, выуженных нами из банкомата.
– До завтра! – прощаясь с нами, Пинько был мрачнее тучи.
– Как я его понимаю… – смотрел вслед Марату Сергей Васильевич, вкусивший сегодня свой миг славы, и чуть было не ставший таким же популярным певцом.
– Ничего, сменит фрак, на строгий костюмчик и завтра будет как огурчик – сделал предсказание и Гурский.
Решение пришло не сразу, зато, когда оно пришло, мы сразу поняли, что становимся на верный путь.
«Аномалия» – вот ключевое слово, на которое мы, словно на наживку, решили половить рыбку в мутных водах социальных сетей.